Почему мы боимся верить?

Недавно в наш храм приехала съемочная группа с местного телеканала – взять интервью у настоятеля и поснимать службу. Как только наша молодежь увидела объективы и осветительные приборы – мигом попряталась. Что это? Скромность? А может быть, боятся, что посмотрят одноклассники или однокурсники выпуск новостей и узнают о страшной тайне: «Смотри-ка, Колька-то наш верующий…»?
 
  Почему, мы, православные христиане, боимся или не хотим верить открыто? Этот вопрос я прежде всего задаю себе и отвечаю на него: «Потому, что не хочу слышать насмешек над моей верой и боюсь вопросов, которые поставят меня в тупик». Мне очень трудно терпеть от близких людей глумление над верой. После прихода в храм и участия в служении я долго никому ничего не рассказывал о своей новой жизни, а как только рассказал своему приятелю о клиросе, замечательных девчонках, с которыми там познакомился, услышал в ответ смех, издевательство. Я был раздавлен, унижен и ничего не мог ответить. После этого случая я открыто признавался только тем людям, которые косвенно знали о моих отношениях с Церковью либо сами были верующими людьми, пусть даже из других конфессий. Одним словом, я стал еще внимательнее выбирать собеседников на религиозную тематику.
  Но не только о себе я хотел бы поговорить. Изучая этот непростой вопрос, я начал присматриваться к духовенству, служащим, прихожанам нашего храма и заметил, что практически у всех есть некое раздвоение. В храме все веруют открыто, вне храма сливаются с толпой и их уже не отличить от других прохожих. Конечно, это абсолютно нормально, они не должны петь хвалу Господу и креститься на каждом шагу. Тем более что священники и дьяконы в нашем городе в большинстве своем помимо службы в Церкви, которая почти никакого дохода не приносит, работают и на других работах, чтобы прокормить семью. И, конечно, они не могут везде появляться в обычной «штатской» одежде. Все это понятно. Но не становимся ли мы при этом артистами, которые после спектакля снимают сценический костюм, смывают грим?
  Особенно это бросается в глаза, когда в нашем храме совершается архиерейская служба. Перед службой можно наблюдать такую картину: в алтарь начинают подтягиваться мужчины с огромными чемоданами, одетые в самую обычную светскую одежду. А через некоторое время в них можно узнать священников, дьяконов, алтарников. После службы ситуация обратная, только бороды выдают в них служителей Церкви Христовой. Если бы я в свое время не прочитал книгу «Таллинский пастырь» об отце Валерии Поведском, то подумал бы, что по-другому и быть не может. Но это не так.
  Отец Валерий служил в нашем Таллинском храме, был его настоятелем, в 60-е годы минувшего столетия, когда православному духовенству было особенно нелегко. Проповеди приходили слушать сотрудники государственной безопасности, священников регулярно допрашивали, отправляли в ссылки, закрывали приходы. Несмотря на все это, батюшку везде – и дома, и на улице – всегда видели только в рясе, хотя в то время гонений на Церковь это могло для него плохо кончиться в любой момент. В ту пору немногие священники носили рясу вне храма и на это были серьезные причины – было чего бояться. А теперь? Что мешает? Не хотят, чтобы ряса раньше времени износилась? Это не причина. Боятся, что засмеют? Да, засмеют, но не убьют же! Конечно, есть священники, которые ходят по улицам города в рясе или подряснике. И даже в нашем храме есть такой священник – когда-то его звали иерей Олег, а ныне иеромонах Сергий. Очень приятно видеть его где-нибудь возле супермаркета в окружении наших прихожан. Где-то в душе я ощущаю, что так и должно быть. Православные христиане и тем более духовенство не должны стесняться. Вид священника может вызывать разные эмоции, но ведь он может привлечь неверующего человека, дабы тот подошел и заговорил, поинтересовался, узнал бы что-нибудь новое для себя. В конце концов, таким как я, показал пример. И как бы это громко ни звучало, открыл мир Православия.
  Я человек русский, хотя и живу в другой стране, и меня волнует, актуален ли этот вопрос для России? Как там чувствуют себя батюшки и прихожане? Исповедуют ли свою веру открыто или тоже сливаются с миром? Но еще больше беспокоит: как самому перестать бояться насмешек и в любой ситуации оставаться православным…
 
Николай КУПРИКОВ


«Нужно научиться отличать мужество от самонадеянности»

  Недоумение автора по поводу того, почему после службы православные батюшки в родной для него Эстонии порой снимают с себя священническое облачение, отчасти понятно. Мы привыкли к тому, что священники, по крайней мере, в России, появляются на улице в так называемой клерикальной одежде. Но на самом деле так было далеко не всегда и далеко не во всех частях христианского мира. Из древности нам известны постановления церковных соборов, которые настаивали на том, чтобы священник, наоборот, не выделялся по одежде среди своих прихожан. То облачение, которое сегодня носит православное духовенство – подрясники и рясы, – это пусть изменившаяся за века, но дожившая до наших дней повседневная одежда граждан Римской империи. Поэтому в некотором смысле наша одежда остается гражданской до сих пор.
  С другой стороны, человек, снимающий подрясник на пороге храма, все равно должен оставаться священнослужителем. Один священник с Украины, известный церковный писатель, говорил, что, даже когда он в свой отпуск оказывается на отдыхе в Крыму, в нем все равно опознают священнослужителя и подходят под благословение. Как мне кажется, дело не столько в самом факте ношения клерикальной одежды, потому что есть страны, например Турция, где духовенству запрещено законом появляться на улице в священническом облачении. Важнее, чтобы священник оставался священником, чтобы, снимая подрясник, он тем самым не снял с себя на время сан…
  Этой раздвоенности не должно быть не только на деле, но и в мыслях даже у простого христианина, а у священнослужителя – в особенности. Мы знаем примеры из истории XX века, когда священники, возвращаясь из концлагерей, в анкетах время, проведенное там, указывали как время священнослужения. И если священник вне храма все равно остается образцом для своих прихожан, то вопрос ношения или неношения им рясы в публичных местах никогда не станет для них соблазном.
  Второй вопрос «как самому научиться верить открыто вопреки скепсису, а подчас и откровенным насмешкам со стороны близких и не очень людей?» гораздо серьезнее и личностнее. Автор с большой болью написал о том, что не хочет слышать хулу в адрес своей веры. И это вполне объяснимо – любому глубоко верующему человеку и обидно, и больно испытывать такое поругание. К сожалению, это стало уже приметой нашего времени, когда, казалось бы, обычные благонамеренные граждане при соприкосновении с христианством начинают проявлять признаки самой настоящей агрессии: это и насмешки, и богохульство, и презрение. И слишком часто нежелание спровоцировать все эти проявления как раз и заставляет христиан не показывать свою веру.
  Но здесь нужно уметь отличать одно от другого, нужно постараться увидеть, что именно тобой движет. Не банальный ли страх за себя, свою репутацию в обществе мешает тебе называться тем, кто ты есть? Не вот эти ли ироничные реплики сверстников: «Смотри-ка, а Колька-то наш верующий!». Если так, то это значит, что нам попросту не хватает мужества, и мы еще переживаем некую болезнь роста, когда отношение окружающих оказывается для нас важнее отношений с Богом. Господь сказал в Евангелии: «Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет во славе Своей…» (Лк. 9, 26). Это очень важные слова, которые ко многому нас обязывают. И если христианин на вопрос от своего нецерковного знакомого о том, ходит ли он в храм, ответит «нет», это, конечно, будет малодушием.
  Однако существует очень тонкая грань между дерзновением христианина, его способностью открыто свидетельствовать о своей вере, и самонадеянностью. В древности существовало очень четкое разделение: христианин не мог отказаться от исповедания веры, если язычники спрашивали его напрямую, христианин он или нет. В этом случае ответ «нет» был равнозначен отречению. В то же самое время при тех же самых обстоятельствах гонений на Церковь были прямые запреты на то, чтобы христианин нарывался на мученичество. Считалось, что раз мы все равно видим за событиями нашей жизни волю Божию, то если нет пока вызова на мученичество, не стоит искушать Бога, потому что терпение исповедника само по себе  Божий дар. Ведь человек, вызвавшийся на страдание по своей самонадеянности, может и не устоять…
  Понятно, что мученичество – это крайний случай, следовать которому сегодня нет необходимости. Но и самая обычная повседневная жизнь тоже дает нам множество поводов доказать свою верность Христу. Ведь наша вера состоит не только в том, чтобы перекреститься на улице или в общественном транспорте в тот момент, когда все на тебя смотрят, а, в первую очередь, из возможностей нравственного выбора, которые жизнь подбрасывает нам ежеминутно в большом количестве. Даже в будничных житейских делах, где, казалось бы, никакого исповедания веры не предполагается, лучшим исповедничеством для христианина будет просто поступить по заповедям Божиим, не позволив себе скатиться в лукавство, гнев, зависть, раздражение или иную страсть, отлучающую нас от Бога. Не поступить со своим ближним безнравственно или нетактично.
  Что касается способности открыто называть себя христианином в любых, самых сложных или даже страшных обстоятельствах, то тут очень многое зависит от индивидуального духовного состояния человека. Так что общих рекомендаций, наверное, в этой ситуации быть не может. Поэтому хотелось бы просто посоветовать Николаю молиться о том, чтобы Господь дал ему дар верить без сомнения, без оглядок на окружающих. Сам по себе приход в храм – это уже дар Божий. И немощь человеческая, которая, безусловно, стоит преградой нашей христианской жизни, – это как раз повод для того, чтобы в молитве попросить у Господа крепости. И пусть в минуту испытания вам на помощь придут слова псалмопевца Давида: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся?» И действительно: кого нам бояться, когда Господь рядом?..    

 

Подпишитесь на наши каналы в Telegram и Яндекс.Дзен: заходите - будет интересно