Архитектор Саратова

Этой публикацией сегодня мы открываем на "Взгляде-онлайн" новую рубрику – "Мемуары". Представляемые ниже вашему вниманию воспоминания написала профессор Российской академии музыки имени Гнесиных Марина Дроздова, внучатая племянница знаменитого саратовского архитектора Семена Акимовича Каллистратова. Более подробно о том, какому событию и какому человеку посвящена сама публикация, а также готовящаяся в настоящий момент музейная экспозиция, рассказывают наши комментаторы:  

Яков Стрельцин, председатель правления Фонда гражданского строительства имени С.А. Каллистратова, председатель Совета директоров группы компаний "Лепта":

- В феврале следующего года у всех нас будет приятный повод отметить 140-летие со дня рождения Семена Акимовича Каллистратова, известного саратовского архитектора, проработавшего в нашем городе почти 11 лет (с 1911 по 1922 годы). Этому событию будет посвящено несколько мероприятий, одним из которых станет специальная выставка в областном краеведческом музее. В экспозиции будут представлены семейные фотографии, личные вещи и документы Каллистратова. Все это многие годы бережно хранилось в семьях его родных, в том числе у внучатых племянниц архитектора – Светланы Николаевны Калистратовой и Марины Анатольевны Дроздовой.

  Их многое связывает с Саратовом. Светлана Николаевна – известный художник, ее работы выставляются по всему миру, в том числе и в нашем Радищевском музее. Она приезжала в Саратов и на нашу первую конференцию по сохранению исторического наследия города. Марина Анатольевна до сих пор преподает в знаменитой музыкальной академии имени Гнесиных в Москве. Ее перу принадлежат очень интересные личные воспоминания о Семене Акимовиче Калистратове, которого она до сих пор любовно называет "дядя Сеня". Эти воспоминания сегодня мы и предлагаем опубликовать на портале "Взгляд-инфо".

Когда два с половиной года назад мы создавали историко-архитектурный фонд, то невольно оказались перед выбором – чьим именем его назвать? Рядом стояли две замечательные фигуры: Алексея Марковича Салько и Семена Акимовича Каллистратова. И вот, по мнению большинства архитекторов, несмотря на то, что абсолютном значении Салько в Саратове построил больше зданий, предпочтение было отдано Каллистратову. Главным образом потому, что его работы более яркие, узнаваемые, к тому же они стали знаковыми символами нашего города. Это и здание консерватории, и гостиница "Волга" (бывшая "Астория"), и нынешний так называемый второй корпус музея имени Радищева (бывшая женская гимназия Куфельд), и школы-дворцы – №2 (на Мичурина и Хользунова) и №99 (на Кутякова и Университетской)…

Следует учесть и еще одно важное обстоятельство – публичную гражданскую позицию Каллистратова. При том количестве архитекторов, которые работали в Саратове в начале прошлого века, не все оставили после себя такой заметный общественный след в виде высказываний  и предложений по переустройству инфраструктуры и общему облагораживанию лица города.

Семен Акимович был человеком глубоко неравнодушным, активным, деятельным. Бог дал ему долгую жизнь, а он подарил нам и нашему городу свои необычайно яркие и выразительные архитектурные произведения.

Сергей Дядченко, кандидат архитектуры, доцент, заведующий кафедрой архитектуры СГТУ имени Ю.А. Гагарина:

- Семен Акимович Каллистратов принес в Саратов европейское видение решения архитектурных задач. Блестящий специалист, получивший свое образование в Лозанне, в Швейцарии, он как бы привил провинциальной архитектурной практике Саратова наиболее актуальные для своего времени европейские тенденции. Мне кажется, что в этом и есть самая главная заслуга Каллистратова, потому что его проекты открывали прямую связь с европейской архитектурной традицией.

Это, в частности, выражается и в том, что такие наиболее знаковые объекты Каллистратова, как консерватория и гостиница "Астория" (ныне – "Волга"), выполнены в псевдоготическом стиле. Для Европы тогда это было достаточно традиционно, а в России таких объектов – единицы.  Кроме того, благодаря ему у нас в городе впервые появились объекты с мансардным этажом – та же "Астория". Это была новация для Саратова, тогда как для Европы – общепринятая практика. Масштаб и размеры зданий, построенных Каллистратовым, были заметно крупнее, чем это было характерно для саратовской практики. И, конечно же, надо вспомнить, что это были очень современные в техническом отношении объекты. Та же "Астория" была построена в полном соответствии с новейшими для начала прошлого века требованиями проектирования гостиниц. Я имею в виду коммуникационные инженерные системы, горячее водоснабжение и так далее.

У нас в вузе много дисциплин в учебной деятельности связаны с изучением историко-архитектурного наследия города, и Каллистратов, безусловно, стоит в ряду первых лиц, чьи имена часто упоминаются на занятиях и студентами, и преподавателями. Уже хотя бы потому, что он автор как минимум двух абсолютно знаковых объектов Саратова – консерватории и "Астории". 

Семен Акимович Каллистратов

Воспоминания Марины ДРОЗДОВОЙ

Часть 1.

Моего дорогого дядю Сеню, Семена Акимовича Каллистратова, я помню – так же, как и моих родителей – с самого моего младенчества, с момента, когда стала осознавать себя в окружающем мире. Он всегда присутствовал в моей жизни, даже когда не был рядом, и, будучи натурой очень сильной, активной, неравнодушной, искренне и горячо любящей, оказывал большое влияние на меня.

Прежде чем поделиться своими личными детскими и юношескими воспоминаниями о дяде Сене, я должна вернуться к истокам, на много лет назад – к началу ХХ века, к истории нашей семьи. К сожалению, даже сейчас мои знания об истории семьи далеко не полны и не идут дальше поколения моих дедушек и бабушек, да и о них мне известно до обидного мало. А уж тогда, в детстве, я знала только то, чему была свидетелем, что видела своими глазами. Никто не рассказывал мне о прошлом. Я не знала, например, что отец дяди Сени был священником: тогда об этом не было принято говорить. Много позже услышала о нем взволновавшую меня историю. Отец Аким жил в селе Коренское Рыльского уезда Курской губернии, служил в церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Однажды, идя по улице, он нашел сверток, в котором оказалась довольно внушительная сумма денег. Хорошо зная всех своих прихожан, отец Аким вспомнил, что его односельчанин продал свою старую корову и, прибавив с трудом накопленных денег, собирался купить новую. Для него эта потеря означала конец жизни. Батюшка сразу же побежал к нему, чтобы поскорее вручить ему пропажу, и, открыв дверь его избы, увидел, что тот в отчаянии уже готовил себе петлю…

Священником стал и один из старших братьев Семена Акимовича, Василий Акимович, 1870 года рождения. В 1920-х годах он получил приход в Рыльске, пользовался любовью и уважением прихожан. Увы! Его судьба была типичной для священнослужителей той эпохи. Он был арестован 9 августа 1937 года и уже 30 августа расстрелян. Естественно, дядя Сеня никогда не говорил об этом…

Но вернемся к нашему повествованию, в самое начало ХХ века, в приморский город Новороссийск. В то время в Новороссийске жила разветвленная семья понтийских греков по фамилии Дэди. Вся их деятельность, насколько мне известно, была связана с морем. Среди них были и судовладельцы, и капитаны, и матросы. Одна из дочерей Ивана Дэди, Мария – моя бабушка – вышла замуж за поляка Владимира Генриховича Цешковского, судового механика, по роду своей деятельности связанного с семьей Дэди. Как выяснилось позже, он был потомком древнего графского обедневшего рода Пелавито-Цешковских. По преданию, основатель рода принимал участие в обороне Вены от Марка Аврелия.

В семье Марии Ивановны и Владимира Генриховича было четверо детей – два мальчика и две девочки. Самый старший – Александр (он-то и нашел в Лондоне в Белой книге историю рода и даже восстановил – на свою беду – графский титул), затем две дочери – Евгения, Софья – и младший сын, Николай. Именно Николай унаследовал у своих предков с обеих сторон страстную любовь к морю и путешествиям: в 14 лет он, сбежав из дома, нанялся юнгой на итальянское судно, на котором плавал не один год.

В 1904 году в Новороссийск приезжает Семен Акимович Каллистратов, только что вернувшийся из Швейцарии, где провел семь лет. Ему уже за тридцать, за плечами серьезное инженерно-строительное образование в Лозаннском университете. В 1908 году он назначен главным архитектором города. Наряду с официальными городскими проектами, он выполнял и немало заказов частных лиц. Здесь он построил особняк для Ивана Дэди, старшего брата Марии Дэди. К этому времени Мария уже вдова – в самом начале 1900-х годов Владимир Генрихович внезапно умер от сердечного приступа. И тогда брат Иван взял на себя заботу о сестре и ее детях. Там, в большой семье Дэди, и встретил Семен Акимович впервые Женю, и как человек зрелый, мудрый и проницательный, сделал свой выбор, почувствовав в ней свою единственную избранницу, и твердо решил во что бы то ни стало жениться на ней.

Женя была еще молоденькой гимназисткой последнего класса и была очень хороша собой. Как рассказывала впоследствии не раз моя мама, когда Женя выходила из дверей гимназии и шла домой, головы всех прохожих, как по команде, поворачивались в ее сторону, а окна мужской гимназии, находившейся напротив, распахивались, и восторженные глаза гимназистов провожали юную красавицу, а вослед ей раздавались аплодисменты.

По воспоминаниям мамы, Семен Акимович сразу объявил о своих намерениях и терпеливо ждал, когда Женя закончит гимназию. Он стал регулярно посещать их семью, осторожно, но настойчиво внушая Жене мысль, что только он достоин стать ее мужем, а отнюдь не кто-нибудь из окружавших ее молодых людей, ее сверстников. Этот период привыкания и убеждения был необходим, ведь Семен Акимович был старше Жени на 18 лет и всего на три года моложе ее мамы! Справедливости ради надо сказать, что он действительно сумел завоевать сердце юной девушки, и любовь их была взаимной.

Наконец, в 1910 году или в начале 1911-го, Семен Акимович Каллистратов и Евгения Владимировна Цешковская поженились. Они стали жить самостоятельно, взяв к себе младшую сестру Софью, мою будущую маму. 27 декабря 1911 года (по новому стилю) родился их первой ребенок, дочка Наталья. А через три года появился на свет и сын Николай. В 1914 году вся семья переезжает в Саратов, куда Семена Акимовича пригласили на пост главного архитектора.

Годы, проведенные Семеном Акимовичем в Саратове, были для него чрезвычайно плодотворными в творческом отношении. Он построил целый ряд зданий, украсивших город. Достаточно вспомнить здание Саратовской консерватории, существующее и поныне и ставшее своего рода визитной карточкой города. Перестроив старое здание, он придал ему совершенно новый, оригинальный облик. С тех пор его имя неразрывно связано с историей Саратова.

Но в эти же годы ему суждено было пережить один из самых страшных ударов судьбы. Летом 1918 года в расцвете молодости и красоты совершенно неожиданно умирает его любимая жена. У нее случился приступ аппендицита, а в деревне, где они тогда жили с детьми, невозможно было получить медицинскую помощь. Долгая дорога в город на лошадях, в тряской телеге, лишь усугубила ее положение, и бедную Женю спасти не удалось. Дядя Сеня остался с двумя маленькими детьми и с моей мамой, которая тогда училась в Саратовской консерватории. Родственное, отеческое отношение к маме, а позже и ко мне, Семен Акимович сохранил до конца своих дней.

Именно в Саратове и именно в консерватории завязывается новый сюжет, который имеет уже прямое отношение ко мне. Там встретились, а затем и поженились мои родители. Мой отец, Анатолий Николаевич Дроздов (1883–1950), известный музыкант, просветитель, композитор и пианист, был уроженцем Саратова. Там прошли его детские и юношеские годы, там он блестяще закончил гимназию и музыкальное училище, оттуда в 1901 году уехал в Петербург. В 1909-м окончил консерваторию с золотой медалью. Его имя выбито на мраморной доске рядом с именем Михаила Фабиановича Гнесина, его близкого друга и соратника. Старший брат Анатолия Николаевича, Владимир Николаевич, был уже профессором Петербургской консерватории.

В трудные, голодные революционные годы Анатолий Николаевич приехал в родной город и с 1917 по 1920 годы был профессором Саратовской консерватории, ведя одновременно класс специального фортепиано и истории музыки, а также проводил регулярные просветительские концерты и лекции. Дядя Сеня всегда внимательно следил за музыкальными успехами Сони, хотел, чтобы она училась у лучших педагогов. Сначала она была в классе профессора Розенберга, но дядя Сеня не был полностью удовлетворен его руководством. Так или иначе, он настоял на ее переводе к известному польскому пианисту и педагогу, профессору Иосифу Сливиньскому. Сливиньский, по рассказам мамы, был действительно замечательным преподавателем, прививал хороший вкус, внимание и любовь к звуку, учил правильному звукоизвлечению. Его уроки мама запомнила на всю жизнь. Вскоре после Октябрьской революции и поражения Германии в Первой мировой войне образовалась независимая Польша, и Сливиньский вернулся на родину. Таким образом мама и оказалась в классе профессора Дроздова. Добрая молва о саратовском, а ныне уже и столичном, петербургском музыканте распространилась по городу.

Если бы мог тогда дядя Сеня предвидеть, что отношения профессора и ученицы перерастут в любовь и закончатся, в конце концов, браком, он наверняка не согласился бы на ее переход в его класс! Надо сказать, что Семен Акимович, несмотря на свою безграничную доброту к близким, готовность многим пожертвовать ради них, одновременно обладал инстинктом такого единоличного собственника. Он требовал и ждал полного подчинения со стороны своих детей, к которым причислял и юную Соню. Сохранилось несколько его писем значительно более позднего времени – 1950-60-х годов – к дочери Наталье, которая достигла в ту пору более чем зрелого возраста и, казалось бы, могла строить свою жизнь согласно своим желаниям и принципам. Но именно этого он и не мог допустить. Главный лейтмотив писем – это огульное осуждение ее друзей, поклонников, которые – не дай Бог! – могли претендовать на ее руку и сердце. Наталья так и не выходила замуж до тех пор, пока папа не умер. Но это – отдельная тема.

В случае с моей мамой Семен Акимович точно так же, без всяких оснований (разве что разница в возрасте, которая составляла всего 12 лет – по сравнению с 18-ю между ним и Женей), был категорически против ее брака и не желал признавать никаких объективно существующих достоинств Анатолия Николаевича. Но что наверняка дядя Сеня безошибочно угадал, так это полную непрактичность молодого профессора и неприспособленность к жизни. Возможно, здесь присутствовала и подспудная, неосознанная ревность. Так до конца дней – папа скончался на 16 лет раньше Семена Акимовича – настоящего контакта между ними не было. Но я поняла и осознала это значительно позже. Надо отдать должное всем участникам драмы – до моих детских ушей никогда не доходило ни малейшего намека на какие бы то ни было трения, и на отношении ко мне это взаимное неприятие никак не отражалось. (Замечу в скобках: когда пришла пора и мне выходить замуж, дядя Сеня, хотя уже и не мог в силу возраста – ему было 89 лет! – активно противодействовать моим намерениям, не выразил ни радости, ни одобрения по этому поводу, а в душе – apriori – относился к моему будущему мужу весьма отрицательно.)

Итак, брак состоялся, мама вышла замуж за своего профессора – ситуация отнюдь не редкая! – и далеко не сразу, лишь в 1938 году, 13 февраля, родилась я – единственная, поздняя дочь Софьи Владимировны и Анатолия Николаевича Дроздовых (папе было 55 лет, а маме – 43). Существенным минусом столь позднего появления моего на свет Божий было то, что я никогда не знала ни бабушек, ни дедушек (все они давно умерли), а все мои еще здравствующие тетушки и дядюшки, да и родители, были уже далеко не молоды, имели массу всяких болезней. Я помню, что с раннего детства меня всегда переполнял страх, что кто-то из них вдруг может умереть…

Здесь уместно вспомнить моего двоюродного брата Николая, сына дяди Сени, – единственного моего молодого родственника. Я очень его любила и безумно радовалась его визитам. К сожалению, они были крайне редки, а потом и прекратились вовсе.

История его жизни весьма необычна и печальна. По рассказам мамы (не припомню, чтобы дядя Сеня когда-нибудь говорил о нем), это был необыкновенно красивый мальчик, красивый и внешне, и внутренне. Добрый, любящий, мягкий, он был еще и очень талантлив в разных областях. Беда заключалась в том, что он был одержим манией бродяжничества. Возможно, какой-то шальной ген от его греческих предков, мореплавателей и торговцев, попал к нему и трансформировался в такую форму. Он постоянно уходил из дома, бродил днями и ночами. Его находили, возвращали в семью. Потом все повторялось. Дядя Сеня, как говорила мне мама, был в полном отчаянии, пытался его увещевать, но все было тщетно. Очевидно, Коля получал те или иные административные наказания, а когда началась война, попал в штрафбат и очень быстро погиб. Повторяю, дядя Сеня, во всяком случае, в моем присутствии, никогда не упоминал даже имени Николая. Это было слишком больно для него.

До войны, когда Коля бывал в Москве, он обязательно заходил к нам. Он очень любил мою маму и меня. Ему в то время не было еще и тридцати. Высокий, красивый, сильный, он прямо с порога подхватывал меня на руки, целовал и подбрасывал вверх. Это было незабываемое ощущение радости и счастья – ведь никто больше из моего родственного окружения не мог сделать такое! В один из приходов он подарил мне синее бархатное платьице, в котором я запечатлена на фотографии.

Таким он навсегда и остался в моей памяти.

(Продолжение следует)

Подпишитесь на наши каналы в Telegram и Яндекс.Дзен: заходите - будет интересно