Пасынки любви

Председатель правления Саратовского регионального детского благотворительного общественного фонда "Савва", член Общественной палаты Саратовской области Ольга Коргунова рассказала о своем отношении к неблагополучным семьям, усыновлению сирот и детским домам.

Любо-дорого

– Ольга Викторовна, какая из форм устройства ребенка в семью, на ваш взгляд, в большей степени соответствует его интересам?

– Конечно, усыновление. Когда дети входят в семью на правах родного ребенка. На втором месте – опека. При опеке государство не отказывается от своих обязанностей и поддерживает семьи, ежемесячно выделяя средства на содержание ребенка, в пределах восьми тысяч рублей. И для детей предусматриваются разные льготы – например, бесплатный летний отдых. Опекунам дано право требовать с родителей алименты, если те живы. Но родители, которые сбрасывают на плечи государства своих детей, чаще всего пьющие или малоимущие, к тому же не хотят работать. Я недавно разговаривала с приставами, они подтверждают, что это один из самых больных вопросов. У ребенка в детском доме также есть возможность с помощью руководства учреждения оформить алименты, которые будут перечисляться ему на личный счет. А чтобы их не съела инфляция, деньги можно потратить на поездку к морю, в Москву или на покупку какой-то техники. Государство не отказывается пока и от обязанности предоставлять взятым под опеку детям жилье.

– Почему на такую же материальную поддержку не могут рассчитывать усыновители?

– При усыновлении родители один раз получают около ста тысяч рублей, на которые могут купить коляску, одежду, обувь или полностью подготовить ребенка к школе. Сейчас общественники настаивают на том, чтобы усыновителям государство тоже оказывало ежемесячную поддержку. Нужно, чтобы и та, и другая форма развивались. Считается, что при опекунстве ребенок проживает в семье до совершеннолетия. На самом деле, люди, взявшие ребенка из интерната или детского дома, для него такие же родные мамочка и папочка.

– Государством поощряется устройство детей-сирот и в семейные детские дома. В чем их преимущество, если оно есть?

– На встрече министра образования области с депутатами областной думы я сказала, что профессиональная мама – это хорошо, а семейные детские дома – это замечательно. Некоторые информационные ресурсы подали это так, будто я предлагаю зарабатывать на детях. Конечно, речь шла совсем не об этом.

Приемная мама, взяв на воспитание детей разных возрастов, получает пособие на каждого ребенка. Также она может оформить договор с министерством образования, чтобы в будущем получать заработную плату. А чем воспитание ребенка не работа? Да, в этом случае женщина получает зарплату. Но ведь ее получает замечательный человек, который смог взять чужих детей и вырастить их, вложив в это дело всю душу и профессионализм. Государству гораздо выгоднее устраивать детей в большие приемные семьи, нежели содержать детские дома. В детском доме несколько ночных и дневных нянь, воспитательниц, медсестер, поваров, сторож, директор, замдиректора... Чуть ли не на каждого ребенка приходится один взрослый, которому государство платит. А, например, Виктория Александровна Орлова десять детей поднимает и говорит, что в жизни больше ничего не умеет, кроме как воспитывать.

– Но не секрет, что на селе, где подчас нет никакой работы, семейные дома – один из способов заработать. Могут ли органы опеки отследить, как живется детям в таких семьях, занимаются ли их воспитанием?

– Иногда говорят: его взяли как лишние рабочие руки! Ну и что? Ничего нет страшного в том, что ребенок растет самостоятельным. Если семья не пьющая, работящая, а в доме чистота и порядок, ребенок ходит в школу, – да пусть он сколько хочет в поле отцу помогает или матери по хозяйству. Я за разнообразие воспитания, потому что мы все разные. Одни разрешают детям играть в компьютерные игры, другие требуют использовать компьютер только для учебы.

На мой взгляд, органы опеки, прежде чем отдать ребенка в семью, должны все досконально о ней узнать. Проводите опросы соседей, выясняйте, кому собираетесь отдать ребенка, чтобы малыш в итоге не оказался жертвой насильника, пьяницы или жестокого человека. В семейные дома органы опеки должны приезжать хотя бы раз в месяц, а не только когда соседи позвонили и пожаловались на что-то. Когда там полиция с прокуратурой, уже поздно ездить с проверками.

В этом смысле социальные работники больше взаимодействуют с опекунами, у них есть точные обязательства друг перед другом. Органы опеки видят семьи, когда те собираются на 1 сентября в школу, когда пишут заявления на приобретение бесплатных путевок в лагеря, когда предоставляют раз в три месяца обязательные отчеты.

 Вне системы

– Налажено ли такое взаимодействие с многодетными семьями, ведь у них проблем не меньше, чем у приемных родителей?

– Это проблема. Механизм взаимодействия органов опеки с многодетными и малоимущими семьями практически отсутствует. Логика такая: что туда ходить, сигнала ведь не было? Раньше хоть поликлиника следила, чтобы все дети проходили флюорографию, делали прививки. Медики ходили по домам и если видели, что семья неблагополучная, сигнализировали в администрацию. Сейчас не ходят.

Школа тоже функции контроля на себя не берет. Я знаю одну семью, где десять своих детей. Трое из них, семиклассники, перестали ходить в школу. А школа лишь вздохнула с облегчением, потому что родители все равно не платили в попечительский совет, да и дети учились плохо. Эту семью не лишили родительских прав, она выстояла. Но есть семьи, за которые не борются, которым не помогают, а сразу забирают детей: "У вас две девочки по пять лет? Прекрасно! Их сразу возьмут". И берут, и не обязательно в наши семьи, иногда за границу, что для детей, может, и неплохо, а для страны обидно.

У нас в Общественной палате проводилась фотовыставка ко Дню защиты детей. На одной из фотографий были две сестры – красотки, блондинки, которых забрала семья из Испании. Когда Александр Соломонович Ландо узнал их историю, то сказал, что дойдет до самого верха и будет доказывать, что страна не должна отдавать такой генофонд. Но страна страной, а девочки эти имеют право на счастье, на семью, пусть иностранную, если здесь их никто не взял.

– Большинство тех, кто хочет усыновить ребенка, ищут здорового малыша, желательно до пяти лет. А можно как-то стимулировать людей, чтобы они брали детей более старшего возраста и не отказывались от больных?

– Это очень непростой вопрос. Люди сами должны оценивать свои силы и возможности. Советовать в таких случаях нельзя. Я тоже год назад взяла приемную девочку. И хоть не скрываю этого, но и афишировать не хотела. О ней мне рассказал мой духовник, священник Никита Сергеев. Он сказал: "В одном селе есть хорошая девочка, которая по состоянию своего здоровья очень слабенькая. Твои дети выросли, посоветуйся с семьей, может, ты ее возьмешь? Ты сможешь!". У девочки в живых не было ни отца, ни матери. Я решила посмотреть на нее, но не поехала. Подумала: что я, собственно, собралась смотреть? Это что – картина? Красивая – не красивая? Абсолютно здоровых детей сейчас не найдешь. Позвонила директору детского дома и спросила, хочет ли девочка в семью или нет. Директор сказала: очень хочет. Я стала собирать документы. Это просто моя особенность: я решения принимаю быстро и при этом знаю, что могу, а что нет.

– Сдвинулась ли в нашей области с мертвой точки ситуация с выделением земли для многодетных семей? Сократилась ли очередь?

– Власть поначалу хорошо взялась за эту тему. Ее активно муссировали на федеральном уровне. Многодетным семьям предлагали варианты земельных участков, но в основном где-то за городом или там, где пока нет коммуникаций. Когда мне звонили и советовались, брать ли эти участки, я говорила: ребята, берите – эта лавочка скоро прикроется. Нужно понимать простую вещь: закон написать просто, но где в Саратове мэр на всех землю найдет? Берите участок за городом, пусть без коммуникаций – будете на пикник туда ездить. А когда коммуникации проведут, начнете строительство. Не вы, так дети ваши построят дом. Сейчас эта программа еще формально действует, власть ее не прикрыла, поэтому есть еще возможность добиваться земельных участков.

– Так же, как добиваются своих квартир дети-сироты? Стоя одиночными пикетами в Москве на Красной площади?

– Как общественник я должна сказать о другой стороне проблемы, которая для меня недавно открылась. В феврале, в саратовском профессиональном училище № 22, где в основном учатся дети-сироты, мы совместно с ТПП Саратовской области проводили круглый стол. Пригласили разных специалистов, в том числе предпринимателей, готовых принять на работу выпускников училища: строителей, монтажников, крановщиков, автослесарей, парикмахеров. Когда один из работодателей стал говорить, что готов взять на работу крановщиков, мы коснулись нерешенного у сирот вопроса с жильем. Я сразу же предложила им помощь юристов Общественной палаты, стала советовать обращаться в суды, потому что только с судебными решениями можно чего-то добиться. Они говорят: "Мы прошли через суды. Нам дали 900 тысяч рублей. На эти деньги мы можем купить только коммуналку в центре или однокомнатную квартиру в Заводском районе. А нам нужна квартира в центре". Тогда председатель ТПП Саратовской области Максим Альбертович Фатеев не выдержал и сказал, что сам жил в коммуналке. И я жила в коммуналке, и детей там рожала.

Мы увидели то, что, скорее всего, помешает этим детям в дальнейшей жизни. Настрой на иждивенчество. В конце концов, можно взять кредит, добавить к полученной от государства сумме и купить однокомнатную квартиру в центре. Но нам говорят: "Не будем брать кредит, потому что не хотим работать крановщиками!". Выпускники интернатов не хотят идти на обычную работу, а для какой-то другой, более высокооплачиваемой, еще не годятся. Нужно вести с ребятами уроки профориентации, вводить моду на рабочие профессии, как-то еще их заинтересовывать.

– Отслеживается ли судьба выпускников интернатов и детских домов? Где они живут, кем работают?

– Нигде и никем не отслеживается. Что-то можно увидеть через статистические исследования, как некий социальный срез. Увы, значительный процент детей-сирот все еще попадают в колонии. Потому что они выросли в среде, где побеждает сильнейший, и приняли эту "философию жизни". Конечно, в большинстве детских домов очень хорошие воспитатели, многие сами прошли через трудные ситуации в жизни. Дети, вырастая, вспоминают их с любовью. Но все равно интернат, детдом – это закрытые учреждения, это особая, очень непростая форма взаимоотношений между подростками. Все это накладывает отпечаток на формирование их личностей.

Забрать нельзя оставить

– Правда ли, что сейчас политика государства в отношении детей-сирот изменилась? Предпочтение отдается любой возможности оставить ребенка в семье, неблагополучным семьям дается шанс исправиться?

– Если есть хоть малая возможность на исправление трудных семей, детей в них нужно оставлять. Пьют родители – нужно лечить, не могут найти работу – давать возможность переучиться, и пусть трудятся. Очень хорошо, если такая государственная программа на самом деле заработает.

– Почему раньше государство не задумывалось о том, чтобы как-то помочь неблагополучным семьям, а не лишать их родительских прав?

– Советское прошлое мешало. Детские дома считались нормой – в свое время треть страны в них выросла. Моя позиция – не должны дети жить в детских домах, не могут они там до конца осознать границы между хорошим и плохим. Для любого сироты главное – научиться выживать. Зачем ему говорить правду, что обедал, если он хочет еще раз поесть? А в родном доме он может просто сказать: "Дайте мне добавки, я не наелся!". И таких ситуаций – миллион.

– Нет риска в том, что в стремлении оставить ребенка в семье органы опеки станут закрывать глаза на какие-то негативные моменты? Кто сможет проследить, что родители действительно бросили пить, что ребенок накормлен?

– В органы опеки должны прийти новые специалисты, которых выпускают кафедры социальной работы, кафедры психологии. Когда соцработники приходят в семью, то первым делом смотрят комнату, где ребенок спит, заглядывают в холодильник. И все. А вы спросите у родителей, чем помочь? Ни одна мама из неблагополучной семьи сама в органы опеки не придет – побоится, что отнимут ребенка. Сейчас хоть и реже, но все еще говорят: "Вы нарожали, вы и разбирайтесь". Но это же наши дети! Давайте за них поборемся, создадим им условия, чтобы они шли в училища и спортзалы, а не в притоны и колонии.

А где наши участковые? Мы их не видим и не знаем. Этот институт окончательно выродился. У нас на всю Соколовую гору плюс три поселка – Зональный, Юбилейный и Гуселку – один участковый. Рассчитывать на него не приходится, а он номинально числится и зарплату получает.

На мой взгляд, ни приемная семья, ни семья усыновителей, ни семья с родным трудным ребенком не могут обойтись без центра сопровождения замещающих семей. Сейчас эта система развивается. Туда можно обратиться за психологической, юридической, культурно-просветительской, гуманитарной помощью. В том числе семья, которая находится на грани лишения родительских прав. В Саратове такой центр появился на месте закрытого детдома №1.

Детям нужно доверять

– Информация о возможном закрытии детдома №2 вызвала бурную общественную реакцию. Вы разделяете курс на сокращение детских домов и в то же время поддержали тех, кто выступает против закрытия конкретно этого детдома. Почему?

– Если бы я мимо проезжала, из окна поезда увидела эту информацию и не стала бы вникать в суть дела, то сказала бы: "Какие молодцы, кто добился, чтобы детей взяли в семьи!". Да, сейчас политика власти направлена на снижение количества детских домов. Но это не означает, что все учреждения подобного типа надо разом закрыть и отправить ребят с глаз долой, на задворки области. У нас огромный перечень социальных детских учреждений, где действительно много проблем. Например, в детском отделении психиатрической больницы работают прекрасные врачи, а материальная база тяжелейшая. К закрытию детских домов и интернатов нужно подходить индивидуально, а не мести всех под одну гребенку. Сейчас позиция власти по детскому дому №2 – спустить все на тормозах. Она знает, что мы пошумим и успокоимся. Поэтому стихийными акциями тут не поможешь. Вопрос нужно решать системно.

– Формальным поводом для закрытия детдома №2 является его неполная укомплектованность. Но если в области есть, мягко говоря, не слишком благополучные учреждения, то почему бы не направить оттуда детей в более благополучный детский дом в Саратове?

– Я считаю, что с 12 лет уже можно спрашивать у ребенка, где бы он хотел остаться. Нужно предлагать детям разные варианты. Например, можно организовать экскурсию в Хвалынск, рассказать историю города, показать уникальную природу, меловые горы, реликтовые деревья. Может быть, кто-то захочет туда переехать.

В прошлом году я была в Воскресенском детском доме, он там, кстати, тоже закрывался. Я помню девочку, которая сказала: "Не хочу ни в какую семью. Я надеюсь, жду и знаю, что моя мама выправляется, через год она меня заберет, потому что уже начала собирать документы". С детьми нужно разговаривать, им нужно доверять.

Я вообще всегда выступаю за адресную работу. Если органы опеки приходят в семью и видят, что в доме сломался холодильник, то им не надо покупать дорогие новогодние игрушки. Купите холодильник, а игрушки – потом приложатся.

Подпишитесь на наши каналы в Telegram и Яндекс.Дзен: заходите - будет интересно